Creatura - роман о любопытстве и поиске себя

Creatura Часть 1. Закодированный Плотный бархатный мешочек, размером с довольно крупную ладонь, поддавался весовому оцениванию. Молодой человек тремором небольшой амплитуды возносил и опускал его, пытаясь лишить предмет зрительного внимания, отдавая предпочтение тактильному чувству. По чуть заметному кивку головы и напряжению в уголке губ, можно предположить удовлетворение. Взяв за кончик грубоватую шершавую верёвочку, он развязал узел и раздвинул скукоженные кулиски, вглядываясь в тёмное жерло. Скребя подушечками пальцев по внутренним стенкам, боясь зачерпнуть много, но не в состоянии сдерживать своего любопытства, подтянул их наружу. На крайних фалангах, забиваясь под пластины итак коротких ногтей, кожа сияла перламутровым сине-розоватым отливом - то самое волшебное, за которое не жалко было никаких сокровищ мира. Исайя Фишл от роду был не в числе социально-активных людей, чем сводил с ума родных. Когда беспокойство за сына брало верх, его мать врывалась в комнату, вырывая из рук затмевающие ему всё на свете предметы: сначала это были куклы, после - ткани с иголками и нитками, ещё позже - инструменты, детали пластика и дерева, краски и кисти; изымая их, она ждала, как в первый раз, реакции и возбужденного интереса, хотя бы к ней. Из раза в раз он лишь поднимал тёмные уставшие глаза наверх и искал в её облике ответ, через сколько всё вернётся на круги свои. Женщина не выдерживала и начинала громко плакать, обнимая своё дитя, будто через соприкосновение грудных клеток желая услышать биение живого и сочувствующего сердца. В возрасте пятнадцати лет Исайя последний раз видел отца, тот заходил в обитель его комнаты и говорил, кажется, о будущем и прогнозах его способностей в дальнейшей самостоятельной жизни. Желание донести важность высшего образования в учебном заведении, а не самостоятельным путём через онлайн колледжи, настолько укоренилась, что на протяжении четырёх последующих лет, ему электронно отправлялись внушительные статьи и видеоматериалы самых престижных институтов страны. За эти четыре года многое изменилось: он ещё сильнее отстранился от живого общения, сдав экзамены, перестал почти выходить из дома. Проходя по коридору в нужный край квартиры, глаз иногда примечал мамину комнату, где спущенная с дивана рука держала потухший бычок, а приглушённый звук скандальной передачи наполнял воздух кричащим одиночеством. Ещё спустя время он съехал в маленькую квартиру-студию, чтобы обрубить, неясно откуда взявшееся, чувство вины перед матерью. Зарабатывая на жизнь изготовлением кукол, ему хватало на ограниченное существование в пространстве четырёх стен. Жильё его было довольно пусто, кроме огромных, до потолка, стелажей, заваленных частями кукол, а также образцов в процессе работы и неудачных экземпляров. В глубине, над односпальной кроватью, вплотную присоединяясь к вертикали окна , был размещён почти сервант: с белыми ставнями и дуговым стеклом; задняя стенка была выполнена мозаикой, а на прозрачной плоскости красовались крепкие подставки, увенчанные роскошными авторскими куклами. На самом верхнем ярусе была коллекция венца его творения: пять кукол, неестественно вытянутые, карикатурно разрисованные, каждая из которых удивляла акцентированными цветами в своём убранстве и коже. Несмотря на то, что они из пластика, без души и тепла, их глаза были неестественно думающими и понимающими. Исайя никогда не давал им имён, даже самым прекрасным и трепетно-собранным, нумеруя их кодами на груди, рядом с предполагаемым сердцем. Это его авторский почерк, метка кукольника, никаких инициалов или отличительных признаков мастера больше не было. Философия того, что он их творец, и они от рождения свободны даже от имён, будоражила его. Пусть их будущие владельцы устанавливают рамки, здесь они божественно ничем не обременены. Иногда в их лицах он читал уважение и благодарность. Занятным был факт, что нумерация не поддавалась логике - две куклы похожего фасона, из одной серии и одной времени сборки могли иметь разный код; например, прошлогодняя коллекция «Летние феи» - это четыре куклы, от самой яркой к самой спокойной и таинственной, украшались огромными шляпами, содержавшие цветы, фрукты, ленты и другие маленькие вещички замысловатого декора. Но три из них были под кодами К01, К02, К03, а четвёртая под ТЛ8. Его пусть небольшая, но преданная аудитория, горячо обсуждала этот феномен и строила свои предположения, сравнивая ТЛ8 с прошлыми ТЛ5 , ТЛ7 и ТЛ32. Но ни они и никто в мире, кроме мастера Фишл, не расколет скорлупу секрета, и это лишь подогревает интерес. Возвращаясь к его новой страсти, что уже прошла аукцион и была продана за невероятно большую сумму, что поразила Исайю настолько, чтобы он спокойно пил свой любимый яблочный сок невероятно буднично, не осознавая, что это действительно произошло. В голове размещалась целая таблица из витиеватых схем, запутанных в морские узлы догадок и предположений о том, кем мог быть анонимный покупатель. Ровно месяц назад была собрана эта коллекция. Первой из неё, по обыкновению, стала экспериментальная кукла, такие он обычно оставлял себе; они часто получались с дефектами или неточностями и являлись специально подогревающим прообразом для зачатия ожидания жаждущих. На своей странице в сети, 9 марта, в ночь на день рождения, он опубликовал как бы случайно попавшую в фотографию через зеркало 661П, которая незамедлительно вызвала настоящий ажиотаж. Эта модель была явно большие всех ныне созданных. Тонко вытянутая берёзкой девушка с мутновато-фиолетово-серым оттенком кожи, удлинёнными сверх правильных пропорций руками, до локтей закрашенных натуральным космосом. На ней был прилегающий корсет, состоящий из переплетенных верёвок, и тонкий стан взрывался в пышной кружевной готической юбке. Позже, на хороших фотографиях, было довольно странно наблюдать такой тяжёлый юбочный парашют на телесной тростинке, который умудрялся легко парить; скорее всего, он был посажён на жёсткий подъюбник в паутинный купол. Будто пыльными виделись русые пепельные волосы, безобразно свалянные в поразительно уместные колтуны, пробивающие оттенок индиго редкими, намекавшими на своё присутствие прядками. В гнезде макушки, зацепившись плотно корнями, стремились спиралями в диагональную высь пара рогов. Они были настолько величественными, что невольно отсылали в сторону мифических фавнов или королей леса - оленей. Он хотел воплотить в этой коллекции максимально подвижную шарнирную голову, но с такой коронованной тяжестью его образец вечно стремился в полубоковой наклон, из-за чего и приобрёл свою неидеальность. Что касается лица, оно выделялось длинной улыбкой губ цвета чароит; неизвестно, что задумывалось в итоге, но изгиб приобрёл надменный эффект, закрепилось несовершенство номер два. Пушистые тёмно-синие ресницы веером прикрывали глаза, которые он оставил девственно-белыми, без намёка на зрачок, и это воплотилось в последний дефект. Он и не помышлял выставлять её на аукцион или частную продажу, представив своему маленькому миру коллекцию с тривиальным названием «Ад и Рай». Но загадочный обеспеченный господин настоял на добавление её к основному составу, предлагая сверх невероятной суммы ещё надбавку почти в половину от уплаченной цены. Здесь даже такой далёкий от земных проблем и материальных благ создатель не устоял, поступившись собственным принципам. Теперь 661П стояла в последнем вагоне, на первой сверху полке, ожидая своего часа. Для такого шедевра своей рабочей реализации Исайя хотел что-то сверхуникальное, он это нашёл. Обычно парень заказывал перламутровую липкую пыльцу для волшебного блеска своих творений, как бы увековечивая их в прелести перед передачей, но здесь он превзошёл себя и попросил местного ювелира распылить розовый топаз, передав его для смешения с искусственным цветом уже знакомому гуру перламутровой магии; с уточнением «это должно обладать ощущением сна наяву». Результат превзошёл все ожидания, точнее он настолько соединился с ними, что даровал высший экстаз. Время приближалось к полуночи, мякоть сока уже обреченно покоилась на дне стеклянного стакана, как звук сообщения выбил его из транса. Это было сообщение от Авроры, девушки, с которой мастер познакомился в сети; обычно он не имеет близких контактов даже там, но что-то влекло его в этом знакомстве, будто что-то рождалось доныне непознанное и бурлило в наполненном этим чувством сердце. /Исайя, ты гений, это до невозможности красиво! <звёздочки>/ И от этих слов его нутро разразилось бурей, сменившись очаровательным штилем. На самом деле Фишл был недурен собой. Ему только-только стукнуло двадцать восемь лет, но выглядел на порядок младше, что поразительно, ведь ведёт он скудный на активность образ жизни: мало бывает на свежем воздухе, а это, в его случае, общий балкон совсем ранним утром, чтобы не столкнуться с зависящими от табака соседями. Наверное печальные глаза и первые морщинки дают о себе знать при сильном внимании, да приступы гастрита от полуфабрикатов напоминают о запущенности организма. Зрение у него упало давно, но это не сильно его беспокоило, увеличительные лупы и пара хороших очков с правильными диоптриями не давали ему ощутимой неполноценности. Средний рост, худощавое телосложение, впалые скулы и всегда педантичная прическа с прямыми светлыми волосами, ровно расчерченными пробором, выдаёт нервную аккуратность. У него имелись редкие милые веснушки, россыпью точек покрывавшие нос и небольшую часть щёк. Парень сам прекрасно понимал - пусть и не с обложки глянца, но обладатель очаровательной внешности, которую имеет уверенность поддерживать в порядке, хоть представить в живую её абсолютно некому. Не сказать, что внутри него зиждилась неуверенность в себе или боязнь общества, просто с самого рождения в нём укоренилась определенная модель времяпрепровождения в смертном мире, и ни разу не возникало желания изменить его. Всё внешнее не его было чуждо, он сосредотачивался на своих внутренних ощущениях и воплощал их в своём творчестве, это было для него самым главным. Растерялся бы он при общении с глазу на глаз? Скорее да, чем нет. Но не из-за стеснения, неуверенности или социофобии, а скорее из-за непонятности о чём следует говорить с человеком, который ждёт от тебя участия в беседе. Ему напрочь это было не нужно, как и всё остальное за пределами личной мастерской. Но не Аврора, эта девушка написала ему поздравление с днём рождения самым странным способом, который он только видел. /avvvrora: Не мог бы ты, в свой день рождения, сделать себе подарок и принять моё общение? Я не разочарую тебя, ты можешь прекратить его как только тебе станет некомфортно. Но я удивлю тебя, только напиши всё, что угодно./ Он как обычно прочитал, но не ответил, но что-то на подкорке сознания било любопытством; впервые в жизни ему хотелось поддержать позыв общения, так что через десять часов самообладание дало сбой, и он написал лишь одну букву. /fshl.Isaias: д (Возможно там было «да», но грубая гордость и неприступность остановила порыв, закупорив пробкой только открытую бутылку, не дав долгожданному аромату заполнить ноздри) avvvrora: Д870 или Д808? Они оба славные парни, в их виде напускная отчужденность, которая рушится доверчивым взглядом. Я рада, что ты доверился мне./ С того момента по сей он впервые вкусил социальный трепет от разговора с кем-то, от неуловимого и непредсказуемого ответа, что может преподнести собеседник, желая углубиться и познать кого-то, желая прочитать как книгу, сложную, неопределенную, с открытым финалом, с яркими иллюстрациями и чудесным слогом мысли. Исайя смоченной ватой прошёлся по каждому сгибу, впадинке, выпуклости кукол и аккуратно, мягкой перьевой кисточкой нанёс последние штрихи волшебства. Они сияли, словно созданные самим Богом, словно алмазы, словно мечта во всём великолепии. Черкнув пару фраз Авроре, он с наслаждением заполз под лёгкое покрывало, выключил стоявший рядом торшер и под стихавший сердечный ритм растворился в ночи. По обыкновению ему ничего никогда не снилось, ведь никогда ни о чём не думалось перед сном, но сегодня возникали расплывчатые туманные силуэты, даже не предлагая вариантов к узнаванию. Через поволоку сна он почувствовал едва уловимую эссенцию счастья, до неё хочется дотронуться, но она не хочет тактильности, очень тактично и ненавязчиво витает в сознании, придавая всему лёгкую пикантность. Звон гулких колоколов будильника церковно ознаменовало важность пробуждения. С теснившейся в груди ненасытной бойкостью мастер принял это торжество. Пусть всё будет так, как должно быть - истинная мысль каждого утра. Ранний подъём, пение птиц, запах едкой зубной пасты и рассвета, пять минут на свежем воздухе сырого, не проснувшегося балкона, шкварчащие гренки и взгляд на самое яркое солнце всего сущего - верхнюю полку серванта. Стоп. Пусто? #inim #Следуй_за_Штормом #Темные_Пчелы #Задверкалье